17 — Звезда

Прямое положение

Major17Надежда, светлые перспективы, светлое будущее, счастье, мудрость, бессмертие, духовное просвещение, обновление, интеллектуальные достижения, удовлетворение, радужная перспектива, интуиция, движение к вашей цели; понимание, какой должна быть эта цель.

Карта Таро Звезда — очень хорошая карта, она означает период спокойствия и безмятежности, трудности уже позади, и перед Вопрошающим — ясная перспектива. Карта говорит также о физическом и духовном обновлении, поэтому она особенно желанна в раскладе, если человек только что перенес болезнь или серьезные моральные испытания. Уверенность, надежда, воодушевление, достижение заветных целей характерны для жизни Вопрошающего.

Звезда Таро означает прилив творческих сил, вдохновение, новые идеи. Вы знаете, что собираетесь сказать или создать. Вы испытываете чувство покоя, верите в свои силы и сможете решить все свои проблемы. Ваше самочувствие, как физическое, так и психическое, улучшается. У Вас оптимистический взгляд на жизнь и хорошие, вполне осуществимые планы. Звезду Таро, кроме того, можно трактовать как неожиданную помощь, нового друга, новую любовь. Счастливая карта, символизирующая надежду, обновление, открытие новых горизонтов, исцеление от болезней и недугов.

 

 

Перевернутое положение.

Крушение надежд, бессилие, разбитые свидания, бесплодие, замкнутость, отсрочка счастья, разочарование, нетерпение, воровство, несбывшиеся надежды, отверженность, самоуверенность, ведущая к потерям, а не к достижениям.

В перевернутом виде Звезда Таро предупреждает о невыполнимых желаниях, которые связаны с упрямым отказом от счастливых возможностей. Причины этого — неверие в собственные силы, отрицательный опыт прошлых лет и просто убеждение, что «это слишком уж хорошо, чтобы быть правдой».

Перевернутая Звезда Таро говорит о возможной духовной слепоте, не позволяющей заметить и использовать новые возможности. Предвещает крушение надежд.

Медитация

«Праведник цветет, как пальма, возвышается, подобно кедру на Ливане…
Они и в старости плодовиты, сочны и свежи…».
Пс. 91: 13-15

«Две вещи наполняют душу всегда новым и удивлением и благоговением… звездное небо над нами и нравственный закон в нас».
Иммануил Кант, «Критика практического разума»

Читать медитацию

Дорогой неизвестный друг!

Шестнадцатый Старший Аркан Таро представил нам альтернативу двух путей — пути строительства и пути роста; он также отобразил все опасности пути строительства, представив нашему сердцу и разуму закон Вавилонской башни. Усвоение этого закона приводит к выбору пути роста.

Итак, Семнадцатый Старший Аркан Таро — «Звезда» — это Аркан роста — так же, как Шестнадцатый Аркан был Арканом строительства. Следовательно, речь теперь идет о духовном упражнении, посвященном росту, и нам пришла пора сосредоточиться на проблеме роста и задуматься над ее важнейшими аспектами — с тем, чтобы прийти к созерцанию ее сути или мистическо-гностическо-магическо-метафизической сущности, — одним словом, сущности герметической. Приступим же к этой тройственной задаче.

Башня строится; дерево растет. У этих двух процессов есть одна общая черта: в них очевидно постепенное увеличение в объеме при ярко выраженной направленности вверх. Но есть и различие: башня поднимается скачками и рывками, тогда как для дерева характерна непрерывность подъема. Причина в том, что кирпичи либо тесаные камни в процессе строительства башни укладываются один поверх другого, тогда как микроскопические «кирпичики» — клетки — дерева размножаются делением, и объем их растет. Древесный сок, поднимаясь от корней в ствол и ветви, делает возможным рост дерева и позволяет ему выпускать новые побеги посредством размножения и роста в объеме его клеток. Башня суха, а дерево наполнено движением сока — основой деления и роста его клеток, одним словом, основой процесса роста.

Рост протекает, строительство же осуществляется рывками и скачками. А что справедливо для явлений искусственных и природных в физической сфере, то справедливо и в сфере психической и духовной. «Праведник цветет, как пальма, они и в старости плодовиты, сочны и свежи», но «унылый дух сушит кости».

Здесь мы стоим перед темой не менее значительной, чем тема астрального «магического фактора» (или «магического агента»), связующего звена между сознанием и действием, о котором так много говорится в оккультной литературе, т. е. перед темой универсального жизненного сока, которая и является темой
Семнадцатого Аркана, Аркана роста. Ибо точно так же, как существует загадочный опосредующий фактор, осуществляющий переход от воображения к реальности, так существует и не менее загадочный промежуточный фактор, осуществляющий переход из потенциального состояния семени в состояние зрелости, т. е. переход от потенциала к его реализации. Это фактор трансформации из идеального в реальное.

Так же, как некая промежуточная сила вступает в игру в процессе трансформации воображения в действие, т. е. в объективное явление, так и в процессе становления имеет место действие неведомой силы, когда желудь становится ветвистым дубом, либо плачущий младенец становится Св. Августином, либо, наконец, вселенная в состоянии «первичной туманности» становится планетарной системой с формами живых существ, существ одушевленных и существ разумных. При этом независимо от того, о чем идет речь — о росте ли организма, о развитии ли человека от рождения до смерти, или об эволюции космоса — необходимо допустить существование некоего активного фактора, благодаря которому осуществляется переход из состояния потенциальности в состояние реальности. Ибо действует нечто в течение того времени, пока желудь становится дубом, или оплодотворенная яйцеклетка становится зрелым человеком, или первичная космическая туманность становится планетарной системой (включающей и наш земной шар, колыбель человечества).

Я отлично знаю, что подобные рассуждения не согласуются с правилами игры, которые установлены естественными науками, но существуют иные правила, стоящие выше всех доводов естественных наук, с которыми сказанное здесь не только согласуется, но и категорически ими требуется. Категорически, это означает, что либо следует предаться молчаливым раздумьям над проблемами этого порядка, либо вести рассуждения по пути, согласующемся с природой, — с насущными структурными нуждами того хода рассуждений, который входит в правила игры герметизма. Необходимо, следовательно, допустить существование структурного «фактора роста» — так же, как допустить существование «магического фактора», действующего в роли посредника между сознанием и явлением — если задуматься об этом всерьез.

Каково же изначальное различие между «магическим фактором» и «фактором роста»? Оно состоит в следующем: У магического фактора электрическая природа — либо земного, либо небесного происхождения. По природе своей он таков, что действует посредством разрядов, посредством выброса искр или вспышек. Он сухой и теплый- ему присущи характеристики огня. «Разрушенная башня» Шестнадцатого Аркана по сути является встречей двух «сухостей» — сухости башни внизу и сухости громового удара свыше; что до Аркана «Дьявол» (Аркан XV), то ему, в основном, присуще «тепло», более того, два «тепла» — тепло зла и тепло добра.

Следовательно, Арканы XV и XVI суть Арканы огня, тогда как Арканы XIV и XVII суть Арканы воды. Ибо общей чертой Ангельского вдохновения и фактора роста является то, что оба они текучи- они не действуют посредством ударов или разрядов, их воздействие непрерывно. Непрерывная трансформация есть основное проявление фактора роста так же, как созидательная молния есть основное проявление магического фактора.

Два эти фактора проявляются повсюду, включая сферу человеческого интеллекта. Есть умы, принявшие сторону «воды», и им мы обязаны идеями «трансформизма»: эволюции, прогресса, просвещения, природной терапии, живой традиции и т. д.; и есть иные умы, принявшие сторону «огня», которым мы обязаны идеями «креационизма»: сотворения ex nihilo («из ничто»), изобретений, выборов, хирургии и протезирования, революции и т. д. Фалес (ок. 625-547 до н. э.) полагал, что главенствующая роль в мире принадлежит фактору роста или воде, тогда как современник Фалеса Гераклит Эфесский приписывал эту роль магическому фактору огня. У Гёте в классической сцене «Вальпургиевой ночи» («Фауст», часть II) приверженец огня Анаксагор обсуждает с приверженцем воды Фалесом тему главенства созидательной молнии либо непрерывной трансформации в Природе.

Результат этой дискуссии драматичен — Анаксагор посредством магии вызывает тройственную луну (Диана, Луна и Геката), о чем впоследствии приходится пожалеть. Так, он бросается ничком на землю, умоляя утихнуть ослепительно вспыхивающие силы, которые грозят непоправимой катастрофой. Что до Фалеса, то он приглашает Гомункулуса на веселый морской праздник («zum heitern Meeresfeste») — на карнавал метаморфоз, на «бал» трансформизма, где Фалес восклицает:

«Вся жизнь из воды происходит,
вода все хранит, производит
источник всего в Океане!»

Не следует удивляться тому, что Гёте, признавая реальное существование магического фактора огня, все же относит себя к числу сторонников фактора роста, или воды, ибо он был автором четырех трудов о метаморфизме, главной теме его жизни, — а именно о метаморфозах света и цвета (Farbenlehre), о метаморфозах растений (Metamorphose der Pflanzen), о метаморфозах животных (Metamorphose der Tiere) и, наконец, о метаморфозах человека («Фауст»). Он верил в трансформизм, эволюцию, в традицию культурного прогресса без революции — словом, для Гёте предметом веры и поклонения было все, что течет, все, что растет без скачков и рывков. Он причислял себя к сторонникам принципа непрерывности.

Принцип непрерывности в интеллектуальной сфере наиболее полно и впечатляюще описан немецким философом Лейбницем, который, кстати говоря, больше писал по-французски и по-латыни, чем по-немецки. Мысля в соответствии с принципом непрерывности, т. е. без скачков и рывков, Лейбниц не сталкивался с пропастями или безднами, отделяющими одно верование от другого, или один тезис от другого, или одну группу людей от другой. Между каждым тезисом и его антитезой лежит пропасть, но Лейбниц перебрасывает через нее радужный мост непрерывности, т. е. постепенного перехода.

Так же, как красный цвет постепенно переходит в оранжевый, оранжевый — в желтый, который, в свою очередь, незаметно преображается в зеленый, а тот становится голубым, синим и фиолетовым, так и каждый тезис трансформируется в свою антитезу. Так тезис «всякий центр отдельно взятой сущности (монады) свободен» и тезис «все предопределяется побудительной и конечной причиной вселенной» (учение о предустановленной гармонии) мирно уживались в радужной совокупности представлений Лейбница о мире, хотя они явно противоречат друг другу. Если бы не Лейбниц, они были бы не более и не менее противоречивы, чем красный и фиолетовый цвета радуги.

Платонизм, учение Аристотеля, схоластика, картезианство, учение Спинозы и мистицизм, — все они были для Лейбница лишь «цветами» одной радуги «вечной философии» («philosophia perennis»), и в своих размышлениях он двигался по «зодиакальному кругу» мысли. Весь его труд был, следовательно, трудом мира, как и труд герметизма; ибо метод Лейбница есть не что иное, как чистый и простой герметизм. Именно эта «радуга мира» (принцип непрерывности) подвигла Лейбница на его всепоглощающую деятельность, направленную на осуществление двух серьезнейших задач — основание научных академий и слияние католической и реформатской Церквей.

Берлинская, Санкт-Петербургская и Венская академии наук стали плодами усилий Лейбница по внедрению «радуги мира» в практику сотрудничества между учеными всего спектра научных дисциплин западной цивилизации. Что касается усилий (предпринятых совместно с Боссюэ) по объединению католической и реформатской Церквей, то возведенный тогда интеллектуальный и нравственный мост существует по сей день, неизменно служа интенсивному двухстороннему движению, и это сразу же вслед за Тридцатилетней войной.

Все тот же принцип непрерывности, «вода» герметизма, привел Лейбница к открытию дифференциального исчисления в математике. Ибо дифференциальное исчисление попросту представляет собой практическое приложение принципа непрерывности — текучий метод мышления вместо мышления кристаллизованного- в сфере математики. Математика бесконечно малых величин, включая дифференциальное и интегральное исчисления, альфа и омега плавного течения мысли в математике -это и есть практическое приложение принципа непрерывности. Это результат допуска фактора роста в сферу математики, где до этого безраздельно властвовал принцип строительства.

Я воспользуюсь случаем, чтобы вызвать из забвения труд человека, который либо уже забыт, либо вовсе не был замечен, т. е. книгу инженера Шмакова «Священная Книга Тота. Великие Арканы Таро», опубликованную в России в 1916 или 1917 году, в которой автор чуть ли не на каждой странице пользуется дифференциальным и интегральным исчислением при рассмотрении таких проблем, как личность, Бог, свобода и вселенский порядок, сферы бытия и сознания, дух и материя и т. д.

Автор этой книги (400 страниц) произвел на меня еще более глубокое впечатление тем, что вдобавок к многочисленным формулам математики бесконечно малых величин, разбросанным по всей книге, он не снизошел до перевода или хотя бы до транскрипции в латинице или кириллице длинных пассажей из книги Зогар и иных книг на древнееврейском или арамейском языке. И это великолепное презрение к популярности проявилось в то время, когда власть толпы стала беспредельной, а демагогия была нормальным явлением тех дней! Добавлю, что эта книга была большого объема и формата, напечатана славянским, латинским и древнееврейским шрифтом на самой лучшей бумаге, и опубликовал ее сам автор за собственный счет.

Да, были благородные звезды на небосклоне герметизма, и я надеюсь, что так будет всегда. Эта дань уважения к давно почившему неизвестному другу не лишена, однако, связи с темой этого письма, адресованного другому другу из ныне живущих. Ибо вклад инженера Шмакова в традицию герметизма состоит, среди прочего, в том, что им была наглядно продемонстрирована плодотворность применения математики бесконечно малых величин в той сфере, которая по праву рождения является сферой герметизма.

Перечисляя выдающихся людей, постигших Аркан фактора роста, я не могу не упомянуть человека великого ума, звезду на небе вечной философии, который вам, дорогой неизвестный друг, несомненно, известен. Это Анри Бергсон — еще один герметист милостью Божией, не имевший каких-либо внешних связей с орденами и обществами посвященных. Анри Бергсон обладал достаточной смелостью и талантом, чтобы подтвердить — со всеми его научными следствиями — принцип непрерывности и тот порядок мышления, благодаря которому постигается движение, двигаясь вместе с ним, а не останавливая его.

Вот что говорит об этом он сам: «Что до вопроса о движении, то все, что удерживается разумом, это последовательный ряд позиций: первая достигнутая точка, затем следующая, затем еще одна. Но стоит чему-либо произойти между этими точками, как наше разумение немедля вводит новые позиции, и так далее до бесконечности. Оно отказывается принимать во внимание переход. Предположим, мы опустим это представление разума о движении, отображающее его как последовательный ряд позиций.

Перейдем непосредственно к движению и изучим его без каких-либо вспомогательных понятий: мы обнаружим, что оно по сути своей простое и целостное. Пойдем еще дальше; предположим, что мы сделаем так, что оно будет совпадать с одним из тех несомненно реальных и абсолютных движений, которые совершаем мы сами. На этот раз мы получаем подвижность в самой своей сущности и чувствуем, что она сливается с усилием, длительность которого есть неразделимая непрерывность.

То же самое мы скажем и об изменении; разумение разбивает его на последовательные и четко обозначенные состояния, предположительно неизменные. Но стоит пристальнее присмотреться к каждому из этих состояний, замечая, как оно изменяется, и задаваясь вопросом, как оно вообще может оставаться неизменным, и нате разумение тут же спешит заменить его последовательным рядом более кратковременных состояний, которые при необходимости тоже, в свою очередь, разделяются, и так далее до бесконечности. Но мы не можем не видеть, что сущностью длительности является течение и что неподвижное, помещенное бок о бок с таким же неподвижным, никогда не составит ничего, что обладало бы длительностью.

Реальны не «состояния», не те моментальные снимки, которые мы время от времени делали в ходе изменения; напротив, реально само течение, непрерывность перехода, реально само изменение. Здесь мы имеем только непрерывный поток изменения — изменения, принадлежащего самому себе в длительности, уходящей в бесконечность».

Итак, Анри Бергсон призывает нас постигать фактор роста в действии вместо того, чтобы заниматься изучением его окаменевших продуктов, он призывает нас испытать то, что он называет интуицией. В числе тех, кто отозвался на этот призыв, на это сочинение Анри Бергсона, наиболее выдающимся был о. Тейяр де Шарден. Вот краткое изложение трудов всей его жизни, которое мы находим на последней странице его дневника, датированной 7 апреля 1955 года, за три дня до его смерти: » Страстной четверг. Во что я верю:

1. Св. Павел — три стиха:
2. Космос = Космогенез-Биогенез-Ноогенез-Христогенез.
3. Два догмата моей веры:

Три эти стиха взяты из Первого послания Павла к Коринфянам: «Последний же враг истребится — смерть, потому что все покорил под ноги Его. Когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем «.

Так же, как существует Огонь и огонь, т. е. небесный Огонь божественной любви и огонь электричества, порожденный трением, точно так же существует Вода и вода, т. е. небесная Вода сока, приносящего рост, прогресс и эволюцию, и низшая вода инстинктивности — «коллективного бессознательного», поглощающей коллективности, каковая есть вода потопов и затопления. Итак, женщина, изображенная на карте Семнадцатого Аркана, льет воду из двух сосудов — одного в левой, другого в правой руке — и эта вода затем сливается в единый поток.

Увы! В этом слиянии -вся трагедия человеческой жизни, истории человечества и космической эволюции. Поток непрерывности, в наследии, традиции и, наконец, в эволюции, несет в себе не только все здоровое, благородное, святое и Божественное, но и все болезнетворное, порочное, святотатственное и сатанинское. И все это безостановочно несется, смешавшись, в будущее. То, что Верлен сказал о Сене в своих Poemes Saturniens, можно было бы с полным основанием сказать и о реке человеческой жизни, истории человечества и космической эволюции:

«И вечно, Сена, ты, подобно змею,
ползешь неспешно через весь Париж.
Ты древний змей из праха, твой улов
приносит щепки, грязь да мертвецов».

(Et tu coules toujours, Seine, et, tout en rampant,
Tu traines dans Paris ton cours de vieux serpent,
De vieux serpent boueux, emportant vers tes havres
Tes cargaisons de bois, de houille et de cadavres!)

To же самое — и с не меньшим основанием — можно было бы сказать словами Виктора Гюго:

«Подобно реке общей души,
От белой колонны к грубо высеченной руне,
От брамина к римскому жрецу,
От иерофанта к друиду
Некий род божественной жидкости
Течет в жилах рода человеческого».

(Comme un fleuve d’ame commune,
Du blanc pylone a l’apre rune,
Du brahme au flamine romain,
De l’hierophante au druide,
Une sorte de Dieu fluide
Coule aux veines du genre humain.)

Ибо и «грязь древнего змея», и «род божественной жидкости» действительно текут в жилах рода человеческого. Тогда не дуализм ли это? В самом ли деле в реке Жизни вечно текут вместе змеиный яд и слезы Богоматери? И да, и нет, причем и то, и другое с одинаковой решительностью. Да для настоящего, которое есть действие и воля; нет для будущего, которое есть путеводная звезда понимания и надежды. Ибо если речь о действии, то именно дуализм пробуждает волю и заставляет ее переходить из пассивного состояния в активное, всякое усилие предполагает практический и конкретный дуализм.

Великие учителя дуализма в истории человечества, такие как Зороастр, Будда и Мани, не желали объяснять мир через догму дуальности космической (Зороастр), либо психологической (Будда), либо даже психокосмической (Мани); они скорее стремились пробудить дремлющую волю к совершению усилия, которое проявляется в способности сказать да и нет. Фатализм, погружение в рутину и квиетизм -это сон воли, порою невинный, но чаще с горьким привкусом. Великие учителя дуализма призывали волю пробудиться и сбросить с себя бремя сна. Они хотели придать ей храбрость, чтобы она отважилась применить на практике право, данное ей от рождения — право выбора, право сказать да или нет.

Великий Зороастр хотел, чтобы рыцари сражались под знаменем света в борьбе против тьмы — Туранских идолопоклонников, демонов порочности и невежества и, наконец, против духа Аримана, или сатаны. Он хотел, чтобы были люди, способные сказать да свету и научившиеся тем самым говорить нет тьме.

Великий Будда хотел пробудить волю, чтобы она сказала нет великой рутине желаний, которая заставляет обращаться колесо рождений. Ему нужны были аскеты в плане автоматического механизма психики, которые научились бы говорить да свободной созидательности духа.

Великий Мани, проповедовавший синтез учений Зороастра и Будды в рамках христианства (опустим вопрос о том, было ли это смешение хорошо или плохо), хотел мобилизовать добрую волю всего человечества — язычников, буддистов и христиан — ради единого совместного усилия сказать да вечному духу и нет преходящей материи.

Цель, которую преследовали великие учителя дуализма, была практической, т. е. относящейся к сфере да и нет. Но мы, в той степени, в какой мы преследуем практическую, земную, душевную или духовную цель, не можем принимать реку человеческой жизни, истории человечества и космической эволюции просто такой, как она есть, отдавшись ее течению. Мы обязаны провести четкое различие между «грязью древнего змея» и «родом божественной жидкости» и сказать свое да или нет- со всеми практическими последствиями этих да и нет.

В то же время нам не следует забывать, что Семнадцатый Аркан — это не только Аркан воды, вытекающей из двух сосудов и сливающейся затем в единый поток, но еще и Аркан звезды, тем более, что «Звезда» — это традиционное наименование карты.

Изображенная на карте большая центральная звезда — впрочем, как и все созвездие из восьми звезд — призывает нас совершить сознательное усилие, дабы объединить созерцательную справедливость (желтая звезда с восемью лучами) с активной справедливостью (красная звезда с восемью лучами), т. е. объединить руководящий принцип понимания с руководящим принципом воли.

Иными словами, она призывает нас преодолеть дуализм с помощью магического и алхимического пригвождения противоположностей друг к другу, — того, что называется «единствам противоположностей». Благодаря этому «единству противоположностей» лучи света рассеиваются по всему миру, что делает будущее не только приемлемым, но и желаемым, преображает будущее в обетование и является антитезой к тезису автора Книги Екклесиаста, сына Давидова, царя Иерусалима, сказавшего: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

Сила излучаемого звездой света, порожденная единством созерцательности с деятельностью и являющаяся антитезой к тезису о том, что «нет ничего нового под солнцем», есть надежда. Она объявляет миру: «Что было, то готовит то, что будет; и что делалось, то готовит то, что будет делаться; под солнцем есть лишь то, что ново. Каждый день неповторим, он — подлинное откровение, подобного которому никогда не будет».

Надежда — это не нечто субъективное, вызванное оптимистическим или сангвиническим темпераментом, либо желанием какой-то компенсации в духе современной психологии Фрейда и Адлера. Это объективно излучаемая световая сила, которая направляет созидательную эволюцию в мировое будущее. Это небесный и духовный эквивалент земного природного инстинкта биологического воспроизведения, который вместе с мутацией производит естественный отбор, а последний, в свою очередь, стимулирует биологический прогресс. Иными словами, надежда есть то, что движет и направляет в мире духовную эволюцию. В той мере, в какой она движет, она является объективной силой, а в той мере, в какой она ориентирует и направляет, она есть субъективный свет. Вот почему мы можем говорить о ней как о «световой силе».

Надежда движет духовной эволюцией так же, как инстинкт продолжения рода — эволюцией биологической. Это сила и свет конечной причины мира, или, если угодно, сила и свет идеала мира — магическое излучение «точки Омега», согласно де Шардену. Эта «точка Омега», к которой стремится духовная эволюция — или «ноосфера», победно возвышающаяся над «барисферой» и «биосферой» — есть средоточие надежды «воплощающегося мира». Это точка полного единства внешнего и внутреннего, материи и духа, т. е. точка Богочеловека, воскресшего Иисуса Христа, так же, как «точка Альфа», первичный двигатель или побудительная причина, есть Слово, приведшее в движение электроны, атомы, молекулы, т. е. в движение, направленное на их соединение в планеты, организмы, семьи, расы, царства.

«Я есмь Альфа и Омега», — так следует понимать значение центральной звезды на карте Семнадцатого Аркана Таро, а это означает следующее: «Я есмь деятельность, побудительная причина, приведшая все в движение; и Я есмь созерцание, конечная причина, притягивающая к себе все, что пребывает в движении. Я есмъ первичное действие; и Я есмь вечное ожидание- того, чтобы все прибыло туда, где пребываю Я».

Вот почему мы говорим нет дуализму, рассматривая его в свете будущего, и говорим ему да, глядя на него в свете настоящего. Надежда, этот плод единства противоположностей, защищает в наших глазах дуализм и не только призывает нас верить в конечное единство противоположностей, но и трудиться с целью осуществления этого единства, — а это есть смысл и цель духовных упражнений, заключенные в Семнадцатом Аркане. Ибо еще раз следует сказать: Старшие Арканы Таро суть духовные упражнения, и только лишь их выполнение -путь к «аркану» в смысле «тайны», или «секрета» (того, что необходимо знать, чтобы делать открытия) каждого Аркана.

Итак, духовная сущность Семнадцатого Аркана заключена в попытке увидеть вместе»созерцать»сущность биологического роста (фактора роста) и сущность духовного роста (надежды), дабы обнаружить, или, вернее, заново обнаружить их аналогичность, их изначальное родство и, наконец, их принципиальную идентичность. Ибо речь идет о постижении сущности воды, текущей как в смутном процессе роста, размножения и непрерывности в биологическом воспроизводстве, так и в прозрачных, безмятежных высотах надежды.

И, стало быть, речь идет о необходимости обретения интуиции водыв том смысле, как она понимается в повествовании Моисея о втором дне творения, когда Господь «отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью», и к пониманию того, что свет, льющийся над сознанием, и инстинктивная тяга, протекающая под сознанием, суть в принципе одно и то же — разделенное, чтобы действовать двумя различными способами, — а именно вода, являющаяся принципом роста и эволюции, как биологической так и духовной.

Таким образом, необходимо прийти к интуитивному, т. е. непосредственному и наделенному уверенностью очевидности восприятию того, что принцип животворного сока и принцип надежды суть одно и то же, а именно принцип воды. Животворный сок — это носитель фактора роста, то же самое есть и надежда, когда речь идет о росте в значении «трансформативности» вещей, т. е. их трансформации в соответствии с их божественными прототипами. Таким образом, надежда является носителем фактора роста в духовной эволюции. Она действует в сфере, расположенной над сознанием, тогда как фактор роста в биологической эволюции действует в сфере, расположенной под ним (где речь идет о «воде, которая под твердью» и «воде, которая над твердью»).

Вот почему на карте Семнадцатого Аркана Таро изображена женщина, принцип материнства, над нею созвездие надежды, а
под нею непрерывный поток биологической жизни. Ибо всякая мать исповедует двойную веру — веру небесной надежды в то, что будущее будет прекраснее настоящего, и веру земной непрерывности в то, что поток последующих поколений будет стремиться вперед в направлении, указанном надеждой свыше. Каждая мать — в той мере, в какой она является матерью — знает, что в основе смены поколений действует изначальный магический импульс побудительной причины мира («Альфа»), и что конечная причина мира («Омега») неизбежно направит ее и привлечет к себе.

Иными словами, всякая мать — в силу одного того, что она является матерью — исповедует Божественное происхождение мира и его Божественную цель. Иначе она отказалась бы рожать, т. е. производить на свет детей, которые в этом случае были бы обречены стать жертвами абсурда. Следовательно, мы можем также назвать Семнадцатый Аркан «Арканом Матери» или «Арканом Евы», в которой одновременно активно присутствует интуиция небесной надежды и изначальная магия благословения Творца («плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею».

Древние черпали надежду на жизнь земную и жизнь потустороннюю в мистериях Матери. Я имею в виду не только Элевсинские мистерии, но и многие другие, в том числе мистерии Изиды в Египте. Но выражение сущности всех этих мистерий Матери можно найти в Послании к римлянам апостола Павла:
«Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне».

В этом выражена глубинная сущность не только всех древних мистерий культа Матери, но и всех современных доктрин «трансформизма», биологической и духовной эволюции! Ибо современный эволюционизм является в основе своей лишь возрождением в научном обличье древних таинств культа Матери, таинств надежды и «родовых мук». Таинства культа Отца заключают в себе «что» мира — спасение через Сына; таинства же Матери заключают в себе «как» мира — его биологическую и духовную эволюцию.

Естествознание ориентировано на «как» и по этой причине идет по пути возобновления древних таинств культа Матери — познания эволюции; в то время как христианская религия прежде всего ориентирована на таинства Отца — на «спасение» через Сына. Синтезом — или по меньшей мере путем к этому синтезу — того, «что», и того, «как» мира, т. е. синтезом религии и науки, который составляет задачу и предназначение герметизма, мы обязаны Тейяру де Шардену, современному герметисту милостью Божией.

Отселе перед мысленным взором каждого предстает змей эволюции, распятый на кресте божественного провидения, и Сын Божий, распятый на кресте эволюции змея, и каждый черпает отсюда надежду жизни и воскресения. Здесь эволюция и спасение — две истины науки и религии- не противоречат более друг другу: обе они суть носители надежды.

Не будем, однако, забывать, что этот нынешний синтез имеет свою историю и появился на свет в результате тяжких «родовых мук». Он был рожден после продолжительного ряда попыток, предпринимавшихся из века в век: попыток Гераклита, философа вечного изменения материи; попыток гностиков, усилиями которых драма падения и возвращения Софии-Ахамот не раз отдавалась эхом в человеческой истории; попыток Св. Августина, отца философии истории, открывшего двойное течение истории человечества — под знаком «града земного» и под знаком «града Божьего»; попыток герметистов-алхимиков, неустанно вновь и вновь подтверждавших принцип трансформативности низменного в благородное; попыток Мартинеса де Паскуалли, написавшего свой «Трактат о реинтеграции существ» («Traite de la reintegration des ietres»); попыток Фабра д’Оливе, автора «Философской истории человечества» («L’histoire philosophique du genre humain»), где показано динамическое взаимодействие треугольника «рок-свобода-провидение» в истории человечества; попыток Е. П. Блаватской, которая дополнила идею Чарльза Дарвина о материалистической эволюции и противопоставила ей захватывающий образ духовной эволюции вселенной; попыток Рудольфа Штайнера, подчеркивавшего, что центром тяжести духовно-космической эволюции является Иисус Христос (а это уже совсем рядом с «точкой Омега» по учению Тейяра де Шардена); все эти попытки внесли свой зримый либо незримый вклад в современный нам синтез. Все они живутв современном синтезе эволюции и спасения, который есть плод коллективных многовековых усилий. И воссияет истина от слияния различных точек зрения. Ибо этот синтез возник не вследствие столкновения мнений, но вследствие их слияния, как составляющих элементов «радуги мира».

Синтез двух истин — спасения и эволюции — является по сути радугой, в которой всеми красками сверкают бессмертные усилия прошлого, очищенные от всего преходящего и случайного, что их окружало. Современный «трансформизм» биологической идуховной эволюции, например, является следствием не опровержения древней и средневековой алхимии, но, скорее, того, что основополагающая догма алхимии об изменяемости была воспринята современными мыслителями. Очищенная от преходящих и случайных элементов — таких, как задачи сотворения химического золота, материального философского камня и эликсира бессмертия — «панацеи», — сегодняшняя алхимия празднует свой триумф во всем радужном великолепии синтеза спасения и эволюции.

Сегодняшняя алхимия вышла из своих мрачных алхимических кухонь, где ее адепты нередко расточали целые состояния и цвет собственной жизни, чтобы разместиться в более достойной себя лаборатории: в огромном пространстве вселенной. Теперь весь мир стал алхимической лабораторией, как стал он и мистической молельней. Потеря это для алхимии или приобретение? Проиграла или выиграла алхимия от того, что перестала быть тайным, нередко маниакальным занятием некоей секты и стала «князем идей» для человечества? Что стало с тайным искусством трансмутации металлов, изготовления философского камня и приготовления панацеи, всеобщим светом надежды на осуществление синтеза между спасением (спасением души) и космической эволюцией? Ответ очевиден: сегодня мы являемся свидетелями триумфа алхимии, триумфа, не имеющего себе равных, превосходящего самые смелые надежды прошлого.

Что справедливо в отношении алхимии, справедливо и в отношении философии истории Св. Августина. Скрещение «града земного» и «града Господня», увиденное, в частности, Св. Августином в истории Израиля и Римской империи, ныне трансформировалось, сохраняя свою бессмертную сущность, в скрещение спасения и эволюции, скрещение религии и науки и, в конечном счете, в скрещение ora et labora («трудов и молитв»), или благодати и усилий. Вот так и мировоззрение Св. Августина живет в радуге современного синтеза спасения и эволюции.

А что справедливо в отношении алхимии и Св. Августина, то справедливо и в отношении всех прочих составляющих -античных, средневековых и современных — синтеза спасения и эволюции. Труд всех тех, кто проповедовал путь- мистический и духовный путь очищения, просветления и единения, либо исторический и социальный путь прогресса цивилизации посредством расширения и утверждения социальной и нравственной справедливости, либо биологический путь эволюции от сферы химических элементов к сфере живых организмов, а от нее — к сфере существ, наделенных разумом и речью, — все эти труды, повторю я, наставляющие нас на путь индивидуального и коллективного совершенствования, сияют теперь полным блеском в радуге синтеза спасения и эволюции, в радуге надежды человечества. Ибо радуга эта есть традиция в полном ее расцвете — живая традиция, достигшая определенной степени яркости. А посему не забудем же слов поэта:

«вот он, невзирая на тернии,
Зависть и насмешки,
Бродит, согбенный, в твоих руинах,
Собирая традицию.
От этой животворной традиции
Происходит все в этом мире,
Все, на чем незримое благословение неба.
Всякая идея, человеческая или Божественная,
корнями проросшая в прошлом,
Буйной листвой покрывается в будущем».

(c’est lui, qui malgre les epines,
L’envie et la derision,
Marche, courbe dans vos ruines,
Ramassant la tradition.
De la tradition feconde
Sort tout ce que couvre le monde,
Tout ce que le ciel peut benir.
Toute idee, humaine ou divine,
Qui prend le passe pour racine
A pour feuillage 1’avenir.)

Придавая значение традиции, нельзя обойти стороной поэзию. Вся Библия дышит поэзией -эпической, лирической, драматической -точно так же наполнена поэзией и книга «Зогар».

Основные труды Сан Хуана де ла Крус — это всего лишь комментарии к его же собственным отдельным поэтическим произведениям. Поэтический импульс настолько мощно звучит во всех трудах Тейяра де Шардена, что его критики — как я понял из беседы с одним из них — именно в этом усматривают главную слабость, заслуживающую осуждения с научной, философской и теологической точек зрения. Но критики ошибаются, ибо поэзия — это порыв, а порыв дает крылья воображению, а без крылатого воображения, если оно направляется и контролируется строгими законами последовательности и соответствия фактам, невозможен никакой прогресс.

Невозможно обойти поэзию, ибо невозможно обойтись без порыва воображения. Только не следует, разумеется, давать полную волю тому воображению, которое пребывает в поиске великолепия, а не истины. Что же до воображения, любящего истину, т. е. стремящегося только к тому, что соответствует фактам и здравому смыслу, то такое воображение в сфере человеческих усилий мы и именуем «гением» или плодотворностью.

То же касается и герметизма. Что представляет собой Изумрудная Скрижаль Гермеса Трисмегиста, как не образчик высокой поэзии? Разумеется, это не «одна лишь поэзия» в ее изначальном и непосредственном значении словесной и музыкальной эстетики, поскольку она выдвигает великую мистическую, гностическую, магическую и алхимическую догму, но это и не сбивчивый прозаический трактат. Это песнь истины, охватывающей все три мира.

А что же Старшие Арканы Таро? Не являются ли и они обращением к крылатому воображению в рамках и в направлении, соответствующем каждому из них? Они суть символы. Но как иначе поступать с символами, если не прилагать к ним вдохновенное воображение, направленное на их значение, через волю, подчиняющуюся законам здравого смысла и в соответствии с внешними и внутренними — материальными и духовными — фактами опыта? Ведь поэзия — это не просто проблема вкуса, но, скорее, проблема плодовитости (или бесплодия) духа. Без поэтического настроения невозможно подступиться к жизни герметической традиции.

Будем же любить поэзию и почитать поэтов. Ибо поэты, а не герцоги, графы и маркграфы составляют истинную аристократию человечества. Человек благороден (в смысле благородства сердца) в той степени, в какой он является поэтом в душе. А поскольку во всякой человеческой душе живет одновременно и священник, и аристократ, и рабочий, преступно подавлять живущее в нас благородство, придавая чрезмерное значение практическим задачам либо всецело посвящая себя спасению души.

Наоборот, облагородим наши труды и религию, привнося в них поэтическое вдохновение. Это нимало не унизит и не исказит функции священнослужителя и рабочего. Пророки Израиля были великими поэтами, а воспетый Св. Павлом гимн любви (caritas) — это поэтическое произведение, по сей день не имеющее себе равных. Что касается труда, то радость в нем присутствует лишь в той мере, в какой он своим участием в поэтическом порыве «великого человеческого свершения» возвышен над духом рабства.

Как бы там ни было, мы обязаны создать прецедент, рассматривая проблему поэзии в главе о Семнадцатом Аркане Таро, Аркане воды, которая над твердью, и воды, которая под твердью; Аркане надежды и непрерывности. Ибо поэзия -это слияние верхних и нижних вод второго дня творения. Сам поэт — это та точка, в которой встречаются эти разделенные воды и образуется единый поток надежды и непрерывности.

Только тогда, когда встречаются, объединяются и начинают вибрировать вместе поток человеческого кровообращения, несущий в себе непрерывность, и свет надежды, этой крови духовного мира и всех небесных иерархий, возникает поэтический опыт. Поэтическое вдохновение есть единение крови свыше (надежды) и крови снизу (непрерывности).

Вот почему необходимо пройти через воплощение, т. е. испытать биение горячей земной крови, чтобы создавать поэтические произведения, причем произведения, имеющие значение не только субъективное (сетрамы), но и объективное (мантры). Чтобы могли появиться на свет, к примеру, Псалмы Давида, необходимо было погружение в горячую человеческую кровь, т. е. воплощение, а затем возвышение над нею и слияние со светоносной кровью небес, т. е. с надеждой.

Псалмы Давида были рождены не на небесах, а на земле. Но, появившись на свет, они вошли в арсенал магических мантр не только на земле, но и на небесах. Ибо мантры, т. е. магические формулы Псалмов, используются как таковые не только теплокровными существами, т. е. людьми, но и существами со светоносной кровью — сущностями из небесных иерархий.

Мантры — магические формулы трех миров — порождены союзом тепла и света: земной крови, носителя непрерывности, и небесной крови, носителя надежды. С другой стороны, всякое человеческое слово может стать магическим, если оно настолько искренне, что ускоряет поток крови, и в то же время преисполнено такой веры, что приводит в движение светоносные воды надежды свыше. За «великим воплем», изданным Иисусом Христом на Кресте, когда Он испустил дух, последовало землетрясение — «завеса в храме разодралась надвое, сверху до низу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись» — ибо этот вопль содержал в себе магию последней пролитой капли человеческой крови и целого океана надежды мира.

Таким образом, из сказанного следует, что магические формулы не придумываются — так же, как не придумывается истинная поэзия, — но рождаются из крови и света. Вот почему в священной магии используются, как правило, традиционные формулы, причем не по причине их древности, но потому, что они рождены выше упомянутым образом и проявили себя как таковые. Это было хорошо известно, например, Мартинесу де Паскуалли. Ритуалы его магических заклинаний состоят только из традиционных формул, полностью почерпнутых из Псалмов, и не потому, что он был убежденным католиком, но исключительно с учетом их магической эффективности (в той магии, которую он проповедовал и которой занимался на практике).

Священная магия отличается от магии произвольной, или персональной — помимо тех различий, которые мы установили в третьем письме — еще и тем, что она использует «фактор роста», в то время как произвольная магия прежде всего имеет дело с магическим фактором электрического характера. Именно к этим двум факторам относится следующий фрагмент Нагорной проповеди:

«Еще слышали вы, что сказано древним: «не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои». А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно Престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: «да — да», «нет — нет»; а что сверх этого, то от лукавого».
Ибо «клятва» включает в себя все категории магических действий, предназначенных для магического подкрепления простого обещания либо решения, предпринятого человеческой волей в пределах ее компетенции, т. е. в пределах «да или нет».

Желание выйти за эти пределы, призывая на помощь силы, находящиеся вне четко очерченного круга компетенции человеческой воли, с тем, чтобы придать им больше силы путем создания служащего этой цели динамического механизма, неизбежно влечет за собой обращение к электрическим силам змея — или «лукавого». Таким образом, «клятва» есть характерное действие, представляющее всю сферу произвольной, или персональной магии, где речь идет о придаче большего могущества чьей-то персональной воле, подкрепляя ее силами электрического характера, вспыхивающими подобно молниям и действующими посредством разрядов, которые приходят извне пределов человеческой воли и подчиняют ее своему господству.

Так вот, приведенный выше фрагмент утверждает, что реальность защищена от своенравной человеческой воли. Небо и земля суть удел Господа, Иерусалим есть удел иной личности («великого Царя»), а голова (собственное тело) — это удел фактора роста, не подчиняющегося капризам человеческой воли («потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным»). Небо, земля, Иерусалим, голова ограждены не только от капризов человеческой воли, но и от воли змея — от электрической силы, порожденной трением и столкновением. Реальностью, — небом, землей, Иерусалимом и головой, — правит не магический фактор, а фактор иной, служащий лишь Богу и Его слугам («великий Царь»). Этот иной фактор — фактор, огражденный от человеческого произвола и от произвола змея — есть то, что мы определили как «фактор роста»; и именно он является фактором священной, или Божественной магии.

В этом заключена вся проблема различия между магическими явлениями и чудесами, между тем, что осуществляет персональная, или произвольная магия, и тем, что совершает магия священная, или Божественная. Хотя эта проблема уже рассматривалась в письме о Третьем Старшем Аркане, «Императрице», здесь, в Семнадцатом Аркане, она предстает перед нами вновь, на этот раз в особенном свете. Ибо в размышлении о Третьем Аркане проблема персональной и Божественной магии рассматривалась прежде всего в аспекте автора, источника инициативы магического действия — либо персонального, либо Божественного, тогда как здесь та же проблема рассматривается в аспекте фактора, активного средства этого действия.

Итак, фактор Божественной магии сам по себе огражден от персональной человеческой воли, чего нельзя сказать о факторе персональной магии. В качестве «инструмента» в Божественной магии используется фактор роста; и, следовательно, он является динамическим средством совершения чудес, если под словом «чудо» понимать результат действия некоей силы, которая полностью отстранена от персональной человеческой воли, но которая в то же время небезразлична к нравственному аспекту устремлений персональной человеческой воли и может наделить ее могуществом реализации более высоким, нежели силы физического, биологического, психологического и интеллектуального детерминизма, т. е. превосходящим природные, физические и интеллектуальные законы.

Следовательно, Божественная магия есть нравственное сознание, взывающее к помощи высшего нравственного сознания, которое и отвечает на этот призыв тем, что приводит в движение фактор роста — низшие воды непрерывности жизни и высшие воды надежды. И повсюду, где в ответ на нравственный призыв человеческой воли действуют вместе надежда и непрерывность, происходит чудо. Чудо есть нисхождение надежды, т. е. «воды, которая над твердью» в сферу непрерывности, т. е. к «воде, которая под твердью», и является результатом слияния двух этих «вод».

Ни наука, ни персональная, или произвольная магия не в состоянии совершать чудеса. В игру вводится лишь ряд «детерминизмов» или («законов»), один вслед за другим. Например, ветер перемещает воду, тепло приводит в движение воздух, электричество производит тепло. Так наука удовлетворяется механическим движением с помощью теплоты и электричества. Она совершает преобразование электричества в теплоту, а теплоты — в механическое движение. В этом «акте познания» наука следует от видимого движения к его невидимым причинам, а в «акте реализации» она следует от невидимых сил к их видимому движению. Электроны, протоны, нейтроны и иные элементарные частицы невидимы, зато ядерный взрыв несомненно можно увидеть.
Таков, следовательно, круг науки: от видимого восходить в теории к невидимому и нисходить от невидимого к видимому в практике. Это и есть древний символ змеи, кусающей себя за хвост:

Ибо круг этот замкнут — не в смысле его размера, поскольку он может расширяться до бесконечности, но в том смысле, что он является и навсегда останется кругом без выхода(в противоположность спирали, представляющей собою «раскрытый круг»). Так были открыты силы тепла, магнетизма, электричества, атомного ядра — и в дальнейшем может быть обнаружен целый ряд иных сил, более скрытых и более тонко действующих, но открываются одни лишь силы, т. е. причины механического движения. Вот в чем причина замкнутости круга и вот почему он является — без вмешательства извне, подобного вмешательству Тейяра де Шардена, темницей и узилищем духа.

Что справедливо в отношении естествознания, справедливо и в отношении персональной, или произвольной магии, которая действует точно таким же образом-восхождением в теории и нисхождением в практике. Современные авторы трудов по магии совершенно правы, выдвигая тезис о том, что магия — это наука, не имеющая ничего общего с чудесами как таковыми: «Магия — это изучение тайных сил Природы и применение их на практике. Это наука — чистая, либо опасная — как и все прочие науки».

Нам здесь остается лишь добавить, что это совершенная правда, а также что «тайные силы Природы» остаются тайными в течение ограниченного времени, пока не будут открыты естествознанием, которое попросту открывает и делает управляемыми «тайные силы» Природы одну за другой. Следовательно, совпадение и отождествление целей магии и естествознания — это всего лишь вопрос времени.

Но, с другой стороны, справедливо и то, что образ замкнутого круга науки, являющегося темницей и узилищем духа, применим к персональной магии. У магии, в той мере, в какой она является наукой — а она является ею, та же судьба, что и у науки, т. е. пленение в замкнутом круге. И когда Папюс говорит далее в своем введении к «Методическому трактату по практической магии», что «магия, могли бы мы сказать, есть материализм будущих рыцарей Христа», он тем самым признает факт пленения магии как таковой в замкнутом круге одного-единственного аспекта мира, который он называет «материализмом». И он выражает надежду, что в дальнейшем в этот замкнутый круг произойдет вмешательство извне со стороны будущих магов («рыцарей Христа»), иными словами, что будущие де Шардены сделают для магии то, что он сделал для науки: раскроют замкнутый круг и преобразуют его в спираль.

Когда Луи-Клод де Сен-Мартен покинул круг учеников Мартинеса де Паскуалли, практиковавших церемониальную магию, и прекратил занятия ею — не отрицая, впрочем, ее способности приносить реальные результаты — задавшись целью постичь глубины мистицизма и гнозиса Якоба Бёме, это произошло потому, что он почувствовал в церемониальной магии замкнутый круг, тогда как сам он стремился к неограниченному качественному совершенству, т. е. к Богу. Ибо даже если была бы осуществлена высокая цель заклинаний церемониальной магии Мартинеса де Паскуалли, даже если бы с успехом произошла реализация «прорыва», в котором появился бы воскресший Иисус Христос, речь все равно шла бы лишь о «прорыве» с Его феноменальным явлением, а не о непосредственном и не вызывающем сомнений откровении сущности Христа в человеческой душе.

Круг этого вида магии, какой бы высокой ни была ее цель, замкнутв том смысле, что речь здесь всегда идет о явлениях в «прорывах». Но Сен-Мартен жаждал интуитивного единения -души с душой, духа с духом, на меньшее он не был согласен. Вот что говорит он сам в сочинении «Мой философский и исторический портрет»: «Есть люди, обреченные времени. Есть люди, обреченные вечности (или призванные ею). Я знаю человека, относящегося к этой последней категории; и когда бы те, кто обречены времени, пожелали судить его вечность и повелевать им с помощью скипетра своего времени, нетрудно представить, как бы они с ним обошлись».

Будучи обреченным вечности (или призванным вечностью), Сен-Мартен не мог довольствоваться тем, что преходяще, включая всякий «прорыв» осуществленный средствами церемониальной магии. Вот почему он обратился к гностическому мистицизму Якоба Бёме.
«В 9-й день месяца брюмера [ноябрь 1800] я опубликовал свой перевод «Авроры» Якоба Бёме. Впоследствии, перечитывая этот труд на досуге, я почувствовал, что на нем пребывает благословение Господа и людей, за исключением, пожалуй, лишь роя мотыльков мира сего, которые не увидят в нем ничего либо сделают его предметом критики и насмешек».

Такой отзыв о книге Бёме вполне может служить оценкой всего его труда: » на нем пребывает благословение Господа и людей.» В другом месте, касающемся труда Бёме, Сен-Мартен говорит: «Я был бы избавлен от многих мук и злоключений, если бы Господь намного раньше открыл моему знанию то, с чем Он дал мне ознакомиться только сейчас, благодаря плодам, созревшим во мне на плодородном грунте моего друга Б. [Бёме]. Вот почему эти великолепные дары столь долгое время были от меня скрыты». «Великолепные дары», о которых здесь речь, это не магические явления, но, скорее, откровения в потаенной жизни интуиции и вдохновения.

Возвращаясь к проблеме различия между магическими явлениями и чудесами, следует сказать, что первые подпадают под рубрику человеческих научных знаний и могущества, в то время как последние — под рубрику Божественного знания и могущества, а это означает, что осознанное человеческое участие в чудесах священной магии начинается с мистицизма, переходит к гнозису и в результате приводит к чудесам, т. е. к практической священной магии: «ex Deo, in Deo, per Deum» («от Бога, в Боге, через Бога»). Именно путь «ex Deo, in Deo, per Deum» был духовным призванием Сен-Мартена, и именно по этой причине его не мог удовлетворить путь «ех homine, in homine, ad Deum» («от человека, в человеке, к Богу») — путь наиболее достойной разновидности современной ему церемониальной магии: путь школы Мартинеса де Паскуалли.

Покидая замкнутый круг этой школы, Сен-Мартен все же сохранил в душе благодарность за полученный в ней опыт и чувство преклонения перед главой этой школы. О нем он говорил: «Если бы Мартинес де Паскуалли, бывший учителем для каждого из нас, захотел узнать меня лучше, он повел бы меня иным путем и сделал совершенно иным человеком, но, тем не менее, я испытываю к нему невыразимое чувство признательности и каждый день благодарю Бога за то, что Он позволил мне — пусть лишь в малой мере — принять долю света, излучаемого поразительной личностью этого человека — единственного, которому я не знаю равных».

Вот так круг Мартинеса де Паскуалли — темница в той мере, в какой она оставалась замкнутым кругом — сыграл для Сен-Мартена роль первого круга спирали. А занявшись поиском выхода и найдя его, он не мог воспринять его иначе, как первый виток «бесконечной спирали», в которую и сам оказался вовлечен. Но, может быть, коль скоро выход был в конечном счете найден и Сен-Мартен смог покинуть круг церемониальной магии, то и сама школа Мартинеса де Паскуалли не является более замкнутым кругом?

Круг церемониальной магии — как и круг науки — является в принципе замкнутым, однако каждая отдельно взятая человеческая душа может его покинуть, избрав более возвышенный идеал и отказавшись от всех преимуществ, предоставляемых этим кругом. В этом заключен важный аспект формулы Христа: «Я есмь дверь», — а именно, что из всякого замкнутого круга, из всякого пленения духа существует выход. «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет», а это означает, что если кто-то движим любовью к Богу и к ближнему, он может войти во всякий замкнутый круг и выйти из него.

В место темницы он «найдет пажить», т. е. будет двигаться по спирали. Именно таким способом, например, Тейяр де Шарден смог войти в замкнутый круг науки, не оказавшись захваченным ею, а затем и выйти из этого круга, преобразовав его в спираль. Таким же образом и Сен-Мартен смог войти в замкнутый круг церемониальной магии, не оказавшись захваченным ею, и смог выйти из круга, преобразовав его в спираль.

Спираль — это «благая весть» (то есть «Евангелие») для всех, кто пленен в замкнутых кругах. Иисус Христос сказал Нафанаилу: «Ты веришь, потому что Я тебе сказал: «Я видел тебя под смоковницею»; увидишь больше сего истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому». «Отверстое небо» -это открывающийся путь по спирали в бесконечность.

Спираль — это и есть аркан роста. Растение растет, двигаясь по спирали; подобным образом и идея, проблема вырастает, двигаясь по спирали. Не только ветви деревьев размещаются на стволе по спирали, но и так называемые «годичные кольца», ежегодно образующиеся между корой и центром древесного ствола, содержат следы или результаты кругового роста одновременно в двух измерениях, вертикальном и горизонтальном, т. е. движутся по спирали. Что касается идей и проблем, то они вырастают в человеческом сознании в результате целого ряда расширений и сжатий, т. е. концентрическими кругами, похожими на годичные кольца в древесных стволах, пересекаясь в двух направлениях в ширину и в высоту.

Так было в начале двадцатых, когда я впервые занялся изучением Старших Арканов Таро в четырех аспектах, содержащих Господне Имя ( YOD-HE-VAU-HE), которые были тогда представлены мне как единство, включающее в себя Природу, человека и небеса, либо алхимию, этический герметизм и астрологию, объединенные в теургию. И теперь, после многократных возвращений к этой теме, в нынешних размышлениях о Таро также рассматриваются четыре аспекта, содержащие Господне Имя, но теперь они представляются как единство мистицизма, гнозиса и священной магии в герметизме. Вот пример роста идей и проблем, происходящего по спирали, в двух измерениях.

Или рассмотрим историю трудов, подготавливавших пришествие Христа. Евангелие от Матфея подытоживает их в образе генеалогии Иисуса Христа, которая, в свою очередь, сведена в одну-единственную фразу: «Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов».

Здесь вся спираль истории приготовлений к пришествию Христа — спираль из трех кругов или «витков», причем каждый виток состоит из четырнадцати поколений. Первый круг или виток -это тот, где тройной отпечаток патриархов Авраама, Исаака и Иакова — отпечаток свыше, соответствующий таинству крещения во имя Отца, Сына и Святого Духа — сделал возможным откровение на горе Синай, где был заключен Завет между Богом и родом человеческим, в результате чего Закон (Тора) стал душой человеческой личности: Давида. Ибо заповеди и предписания Закона, явленные в «громах и молниях, и в густом облаке над горою, так что вострепетал весь народ», настолько вошли в плоть и кровь Давида, что стали любовью и сознанием, заботой сердца, возлюбившего их истинность и красоту. Закон вошел в душу Давида; и именно поэтому его проступки против закона породили в душе новую силу — силу внутреннего раскаяния.

Таким образом, первый виток спирали, четырнадцать поколений от Авраама до Давида, соответствует процессу интериоризации, происходящему, начиная от таинства крещения(трех патриархов), через таинство миропомазания(завет в Синайской пустыне) к таинству покаяния. Второй круг или виток, четырнадцать поколений от Давида до переселения в Вавилон, это «школа Давида», школа внутреннего раскаяния, приведшая к внешней цели, к искуплению, т. е. к переселению в Вавилон. Третий круг или виток, четырнадцать поколений от переселения в Вавилон до Христа, в духовной жизни соответствует тому, что совершается между последним актом таинства покаяния, т. е. отпущением грехов, и таинством святого причастия (Евхаристией) — таинством присутствия и принятия в себя Христа.

Иоанн Креститель «приготовил путь Господу, прямыми сделал стези Ему», в краткой форме повторяя всю историю приготовлений к явлению Христа, т. е. путь покаяния, который был его «крещением водой». Ибо «сын Давидов» был «сыном покаяния» по линии своего отца (Иосифа) и «сыном непорочности» по линии матери (Марии). Иисус Христос не мог явиться в окружении ином, нежели окружение девственной невинности и непорочности, обретенной через покаяние.
Таким образом, Иоанн Креститель впервые в мировой истории совершил акт перехода от покаяния к причащению; именно он подвел за руку первого кающегося из древнего мира к алтарю благодати мира нового. Нельзя дать более сжатого описания этого чрезвычайно важного момента, чем данное в Евангелии от Иоанна: «На другой день опять стоял Иоанн и двое из учеников его. И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий. Услышавши от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом. Иисус же, обратившись и увидев их идущих, говорит им: что вам надобно? Они сказали Ему: Учитель, где живешь? Говорит им: пойдите и увидите. Они пошли и увидели, где Он живет, и пробыли у Него день тот. Было около десятого часа».

Так Иоанн Креститель передал плоды мира уходящего миру нарождающемуся. Если трое святых царей (волхвов) возложили к ногам младенца Христа тройную квинтэссенцию всего, чего достиг древний мир, — золото, ладан и смирну, — то Иоанн Креститель вручил Учителю четвертый дар: чистое сердце, способное видеть Бога («Вот Агнец Божий»), о чем сам Учитель позже сказал: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Следовательно, три раза по четырнадцать поколений суть три витка спирали на пути от Авраама до Христа, так же как и века золота, ладана и смирны были тремя витками духовного пути человечества от патриархов духовности — ришидревней Индии — до Христа. Ибо за веком золота, веком древней Индии, на этом духовном пути последовал век ладана, или век древнего Ирана, где космическое откровение риши стало душой и любовью человеческого сердца; а на смену веку ладана пришел, в свою очередь, век смирны — век скорби и покаяния, тысячелетним факелом которого был древний Египет, тот древний Египет, о котором говорит Гермес Трисмегист в своем трактате «Асклепий»: «Разве не знаешь ты, Асклепий, что Египет есть образ небес, или, точнее говоря, в Египте все деяния сил, правящих и действующих на небесах, низводятся на землю? Нет, лучше было бы сказать, что весь Космос обитает на этой нашей земле, как в своем святилище.

И все же, поскольку мудрецам подобает знать обо всех событиях до того, как они произойдут, тебе не следует оставаться в неведении о следующем: однажды придет время, когда станет ясно, что напрасно египтяне поклонялись своим божествам с искренним благочестием и усердным служением; а вся наша святая вера будет сочтена пустой и тщетной. Ибо боги вернутся с земли на небо; Египет будет покинут ими, а земля, бывшая некогда родиной религии, опустеет, лишенная присутствия своих божеств. Эту землю и этот край заполнят чужеземцы. И в этот день наша священная земля, земля храмов и святилищ, наполнится погребальными шествиями и трупами. О, Египет, Египет, от твоей религии останется лишь пустая сказка, которой в грядущие времена не поверят твои же дети; не останется ничего, кроме высеченных в камне слов, и одни лишь камни расскажут о твоем благочестии».

Это голос бальзамировщика, мудреца премудрости смирны, знакомого со смертью, с законами смерти, голос Иеремии Египта. А вот голос ладана, голос мудреца премудрости ладана, голос псалмопевца древнего Ирана: «Мы не станем, о Ахура Мазда, гневить тебя и Аша [Закон], и Вахиста Манан [Наивысший Разум], которые стремятся к обретению дара возносить тебе хвалу. Когда я впервые постиг Тебя своим разумом, о Мазда, говорит Зороастр, я искренне стал почитать Тебя как Первого Вершителя вселенной, как Отца Разума [Благого Ума], как истинного Создателя Справедливого Закона [Справедливости], как Правителя над деяниями человечества. Мы возносим хвалу разуму Ахура Маз-ды, дабы постичь святое слово. Мы возносим хвалу мудрости Ахура Мазды, дабы изучить святое слово. Мы возносим хвалу языку Ахура Мазды, дабы произнести святое слово. Мы поклоняемся денно и нощно горе Ушидарена, Подательнице Разума».
И, наконец, голос мудреца премудрости золота, проповедующего космический гуманизм.

«Пуруша [Человек] есть Все то,
что было и что будет.
Он Властелин бессмертия,
пределы которого он перерастает, благодаря [жертвенной] пище.
Одна четверть его — это все существа,
Три четверти его — это бессмертное в небе.
Тремя четвертями в вышине вырос Пуруша,
Одна его четверть вновь выросла здесь [на земле],
И отсюда он разросся по всем направлениям,
как то, что ест, и как то, что не ест».

Вот он, золотой ключ к материальной и духовной эволюции; т. е. только универсальный и всепобеждающий человеческий принцип — Адам Кадмон Каббалы или Ведический Пуруша — придает эволюции осмысленность.

Три витка спирали Израиля, в каждом из которых четырнадцать поколений, и три витка спирали духовности — века золота, ладана и смирны — составляли, таким образом, в истории человечества приготовления к приходу Христа. Не являются ли три недели Рождественского поста кратким изложением этих тысячелетних приготовлений, а четвертая неделя их итогом: трудами Иоанна Крестителя?

Как бы там ни было, во всем этом нас прежде всего занимает закон спирали. Ибо именно спиралевидностью характеризуется действие фактора роста, являющегося темой Семнадцатого Старшего Аркана Таро, чья карта изображает существующее соотношение между звездным и женским принципами, а также принципами текучести и роста. В небе светят звезды, обнаженная женщина льет воду из двух сосудов, а рядом растут два куста. Благодаря воде эти кусты растут в песчаной пустыне; женщина льет воду; и, наконец, излучаемое звездами сияние через женщину, как через промежуточное звено, преображается в поток.

Так женщина преобразует надежду в непрерывность традиции и поколений, благодаря чему растут изображенные на карте кусты. Следовательно, контекст карты представляет собой спираль, которая опускается со звезд (первый виток) к женщине (второй виток), затем к воде (третий виток) и завершается кустами (результат, четвертый виток).

Эта карта отвечает на вопрос: что нужно дереву для жизни? Звезды, женщина и вода, — таков ответ карты. В самом деле, что нужно для продолжения эволюции человечества? Надежда, материнство и наследственность.

Что жизненно необходимо для того, чтобы духовная истина не была забыта и продолжала жить? Надежда, истинная созидательность и традиция суть ее важнейшие факторы. Необходимо также подтверждение трех вечно сущих свидетелей, духа, крови и воды. Истинное свидетельство через дух, через кровь и через воду никогда не канет в забвение. Можно убить духовную истину, но она восстанет из мертвых.

Итак, фактор роста — это единство надежды, созидательности и традиции. Это согласованное действие духа, крови и воды. Следовательно, он неразрушим; его действие необратимо; и его движение непреодолимо. И, в конечном счете, именно фактор роста является темой Изумрудног Скрижали Гермеса Трисмегиста. «И как все произошло помышлением Единого, так и все возникло из этого единого одним лишь приспособлением», гласит Изумрудная Скрижаль( Tabula Smaragdina, 3). Сказанное сводится к следующему: так же как Один является творцом сущности всех предметов, так существует и единственный в своем роде фактор, благодаря которому существование всех предметов остается в пределах соответствия их сущности, — это принцип адаптации всего, что рождается, к его сотворенному прототипу.

Это и есть фактор роста, или принцип эволюции. Он порожден самопроизвольным, само излучающим светом надежды (солнцем), отраженным в движении низших вод (луной), где становится общим импульсом или «толчком» (ветер), несущим изначальную надежду к ее реализации в материальной сфере (на земле), которая наделяет его своими конструктивными элементами (то есть питает его). Итак, Изумрудная Скрижаль продолжает: «Его отец — Солнце, его мать -Луна, Ветер носил его в своем чреве, Земля — его кормилица» ( Tabula Smaragdina, 4).

Самоизлучаемый свет горнего, отраженный внизу, преображенный в импульс или толчок, использующий материальные элементы, — вот полный анализ скрытого процесса эволюции и роста. Речь здесь идет о факторе, постоянно приспосабливающем существование к сущности, о факторе роста, который в Изумрудной Скрижали именуется термином: «Оно отец всех чудес во всем мире» ( Tabula Smaragdina, 5).

По-гречески слово означает в поэтическом языке «произвольный, самопроизвольный», а слова и означают на языке Нового Завета «желание» и «волю». Следовательно, автор Изумрудной Скрижали хочет найти объяснение характера произвольного и самопроизвольного импульса мира в трансформации и — как мы говорим сегодня — в эволюции. Он хочет открыть нам источник происхождения и составляющие элементы преобразующего фактора «трансформизма», активного фактора, лежащего в основе эволюции.

Этот фактор описан в шестнадцатом трактате Corpus Hermeticum, в «Послании Асклепия царю Аммону»:»со светом, проливающимся вниз и освещающим всю сферу воды, земли и воздуха, он наделяет жизнью все предметы в этой части Космоса [включая землю] и пробуждает их к рождению, и путем последовательных изменений [метаморфоз] переделывает живые существа и преображает их [одно в другое по спирали, причем преображение одного в другое приводит в движение непрерывное изменение от типа к типу — и от вида к виду «.

Итак, этот фактор действует «по спирали» между землей и небом. Ибо если отделить (имманентное желание в глубинах материи) от его материальной оболочки, «оно восходит от земли к небесам и снова нисходит к земле и соединяет в себе силу верхнего и нижнего» ( Tabula Smaragdina, 8) по восходящей и нисходящей спирали.

Теперь вы видите, дорогой неизвестный друг, что «трансформизм», эта доктрина эволюции, заново открытая наукой девятнадцатого столетия, был не только известен герметизму эллинистической эпохи, но был также предметом глубокой философии, которая занималась фактором «трансформизма», приводящего в действие «непрерывное изменение от типа к типу и от вида к виду» и преобразуя их «по спирали».

Гелиоцентризм также был известен герметизму той эпохи -по меньшей мере за тринадцать или четырнадцать столетий до его вторичного открытия — как это явствует из того же герметического трактата: «ибо он [Солнце] расположен в середине [Космоса] и несет окружающий его Космос подобно венцу [короне; И так позволяет он Космосу следовать своим путем; ибо, подобно искусному возничему, он накрепко привязал к себе колесницу Космоса, дабы она не умчалась в неуправляемом беге». Можно ли дать более точное описание гелиоцентрической солнечной системы?

Итак, герметистам древности был известен факт эволюции («трансформизма»), и они занимались поисками активного фактора «трансформизма», т. е. этого произвольного и самопроизвольного импульса, действующего в сокровенных глубинах материи. И Изумрудная Скрижаль Гермеса Трисмегиста это наследство, оставленное ими потомкам, заключает в себе итог всего, что было ими открыто. Это завещание древнего мира миру нынешнему, которым нам даруется все то, что достигнуто древними, или, по крайней мере, все то, чего, по их убеждению, они достигли.»Им отделяется элемент земли от элемента огня, тонкое от грубого, осторожно и с великим тщанием.

Оно восходит от земли к небесам и снова нисходит к земле и соединяет в себе силу верхнего и нижнего. Так обретешь ты светлую агаву мира, и от тебя удалится всякая тьма. Оно сильнее всех сил и сила всех сил, ибо уловляет все тонкое и проницает все плотное. Так был сотворен мир. Отсюда достигаются удивительные превращения, способ которых указан здесь. Вот почему я назван Гермесом Трисмегистом, ибо мне доступны три части премудрости мира. Здесь все, что я должен был сказать о действии солнца [sol]».

«Исполнение и завершение» — таковы заключительные слова этого завещания древности. Что это, претенциозность глупцов, наивная самонадеянность, спасительная иллюзия или констатация факта? Ответ на этот вопрос будет делом сознания и опыта каждого человека в отдельности. Лично я отношу себя к тем, кто усматривает в этом констатацию факта, точнее, констатацию существования фактора роста, который есть «сила сильнее всех сил, ибо уловляет все неуловимое и проникает во все непроницаемое».

Тема фактора роста уже рассматривалась в этих письмах, в частности, в письме о Третьем и в письме об Одиннадцатом Арканах Таро. Нам не избежать закона спирали, который «правит» не только всей совокупностью Старших Арканов Таро, но также усилиями и прогрессом сознания того, кто размышляет над ними. В этом письме нам в третий раз пришлось вернуться к этой теме, что, таким образом, представляет собой третий виток спирали — спирали роста и эволюции, которая уходит в бесконечность.

Изумрудная скрижаль — это краткое изложение того, что мог сказать древний мир о факторе роста и эволюции. Старшие Арканы Таро являются изложением, разработанным в целую школу или практическую «систему» духовных упражнений, того, что об этом факторе мог сказать мир средневековья, в результате его размышлений над Изумрудной Скрижальюи его собственных усилий и духовного опыта. Следовательно, в наше время речь идет о задаче реализации третьего витка эволюционной спирали герметической традиции — третьего «возрождения» темы Изумрудной Скрижали.

Наше время требует коллективных усилий нынешних герметистов по созданию третьего изложения, которое для нашего времени станет тем же, чем было Таро для Средних веков и чем Изумрудная Скрижаль была для древности. И так же, как Изумрудная Скрижаль сберегла сущность древней премудрости, а Таро сберегло сущность премудрости средневековья, пронеся их через все потопы, случившиеся за отделяющее нас от них время, да будет спасена сущность современной премудрости в духовном «Ноевом ковчеге» от надвигающегося потопа, и да будет она с его помощью передана в будущее, так же как сущность древней премудрости и сущность премудрости средневековья была передана нам с помощью Изумрудной Скрижали и Старших Арканов Таро. Традиция герметизма процветала в прошлом и должна жить в будущем. Вот почему необходимо новое, современное изложение, которое будет столь же долговечно, сколь сама Изумрудная Скрижаль и Старшие Арканы Таро.

Таково главное предназначение женщины, стоящей на коленях под звездами на берегу потока, текущего из прошлого в будущее, женщины, которая вечно льет воду свыше в поток воды внизу. Именно она является матерью будущего, и именно поэтому ее предназначение налагает на нас обязательства по отношению к будущему, обязательства по отношению к потоку непрерывной традиции. Постараемся же их исполнить! 

Обсуждение закрыто.